Какое-то время стояла напряженная тишина. Потом Лаврик, зорко присмотревшись, выпрямился и сказал Мазуру с оттенком нешуточной обиды:
– Стареем мы, Кирилл, молодежь о нас уже и не слышала. У него штаны совершенно сухие. Не хочу хвастать, но была парочка случаев, когда, заслышав мое скромное имечко, клиенты в штаны мочились… При гораздо более благоприятных обстоятельствах.
– Сик транзит глория мунди, – угрюмо сказал Мазур. – Он обязательно намочит в штаны, а то и наложит… Можно, сначала я с ним чуточку поработаю? Кое-кого из тех, кого он убил, я никак не намерен ему прощать… Как насчет «крабика» или «щекотухи»? Только нужно рот ему заткнуть, а то весь лагерь перебудит. – Он говорил скучно, буднично, без малейшего наигрыша. – У меня есть спички и хороший перочинник, а подходящей щепы здесь сколько угодно, от любой доски можно настрогать… Чем же пасть заткнуть?
Лаврик огляделся.
– А вон какие-то тряпки… Сойдет, не барин.
– Вы блефуете, – шелестящим, быстрым шепотом проговорил пленник.
– Очаровательное заявление, – хмыкнул Лаврик. – Никаких воплей о нарушенных правах человека и странности происходящего, не говоря уж о дичайшем поклепе на честнейшего человека… Мы не блефуем, Вадим Сергеевич. Вас для того сюда и заманили, чтобы без помех порасспросить. В Шантарске пришлось бы соблюдать кое-какие законы, пусть и не в полном объеме, ну а здесь… Кто вас здесь-то искать будет? Думай, сокол, думай, – протянул он почти равнодушно. – Вышка нынче не присуждается. Будешь активно сотрудничать со следствием, появятся кое-какие шансы, сам понимаешь. А коли уж начнем рвать тебя всерьез, будет поздно… Извини за жуткую пошлость, но даю я тебе минуту, и не более того… – И он рывком поднял к глазам часы. – Отсчет пошел…
Мазур смотрел на лежащего, чье лицо даже в лунном свете казалось застывшей маской. С высоты своего богатейшего опыта он прямо-таки физически ощущал, как пленника окутывает тоскливая, тупая безнадежность, не оставляющая ни шансов, ни надежд. Безусловно, в чем-то Лаврик блефовал, откровенно и нагло, – но, как всегда бывает в таких вот случаях, допрашиваемый никак не мог знать, что им известно, а что нет, а значит, пребывал в заведомо невыгодной позиции…
– А как насчет гарантий? – спросил связанный новым голосом, в котором как раз и сквозила эта безнадежность.
– Ага, – фыркнул Лаврик. – На бумажке тебе подпишу и печатью заверю. Что за глупости, Вадик? Ты же не дурак, в конце-то концов… Ну какие тут могут быть писаные гарантии, в нашем-то положении? Вообще, расклад прост. Когда мы возьмем Гейшу, нам понадобится некто, кто многословно и доказательно станет ее закладывать. А на данный момент ты – самая подходящая кандидатура. Тут и прячется твой единственный шанс, твои гарантии… Сечешь? Ну что, меж нами уже возникла пылкая любовь и единение?
– …твою мать… – сквозь зубы процедил пленник.
Лаврик вновь опустился над ним на корточки.
– Давай договоримся сразу: это было последнее лирическое отступление, тебе дозволенное. В дальнейшем всякая лирика будет тут же пресекаться посредством квалифицированного битья по организму… Где Гейша, урод?
– На той стороне, в Монголии.
– По своим делам или по заморочкам этих гробокопателей?
– Мне таких тонкостей не докладывают, – огрызнулся пленник. – Может, так, может, и сяк…
– Логично, – сказал Лаврик. – Значит, ты в состоянии поддерживать с ней устойчивую связь посредством этой спутниковой штучки…
– Странно…
– Что – странно? – рявкнул Лаврик, склонившись над ним.
– Странно, что она не отозвалась. Передатчик так устроен, что вызов ни за что нельзя отключить, лампочка мигает в любом случае, автоматически включается…
– Ну, всякое возможно, – доверительно сказал Лаврик. – Может, она покакать села, а может, потрахаться с кем-то легла под кустик, отложив рацию в сторонку… масса вариантов, мало ли что… Ты лучше поведай, есть какая-нибудь точка рандеву? Явка? Заранее условленное место встречи? Без этого в таких делах просто нельзя, так что вилять не вздумай…
– Есть такое место… – безразличным тоном поведал пленник. – Километрах в трех от границы. Полуразрушенный храм, буддийский, кажется…
– Как романтично… – фыркнул Лаврик.
– Просто место очень удобное, в распадочке, чтобы обнаружить, надо подойти почти вплотную. И ручей поблизости. Мало того, в нем можно долго и удачно отстреливаться, строеньице сделано…
Мазур слушал, как он рассказывает ровным голосом, как дает пояснения Лаврику, развернувшему у него под носом при свете фонарика закатанную в пластик карту. Полдела сделано, а? Ну что же, клиент попался правильный – он так легко пошел на сотрудничество со следствием вовсе не потому, что труслив или слабоволен (в этом случае вообще не попал бы в спецназ), просто профессионал (пусть и не разведки, а спецназа) отлично умеет взвешивать шансы и оценивать ситуацию. Он слишком хорошо знал, что проиграл и шанса нет ни единого, и очень хорошо представлял, во что его превратят при запирательствах. Счастье еще, что он все же сухопутный, и флот тут ни при чем. Есть еще Чеботарь, но и он, строго говоря, моряк берегового плавания, так что гордость «морских дьяволов» не задета…
«Черт побери, но что же с ним делать дальше? – подумал Мазур. – Держать под домашним арестом в одной из палаток, пусть и в связанном виде? Ерунда какая, рискованно и чревато…»
Лаврик выпрямился. Одной рукой он прятал в карман сложенную карту, а в другой у него поблескивал небольшой прозрачный цилиндрик. Мазур не сразу сообразил, что это такое, а догадавшись, невольно поджал губы – вспомнил, как лет несколько назад, когда он сам попал под подозрение, Самарин и его угостил какой-то специфической химией, подавляющей волю, в чем так и не сознался никогда, прохвост…