Собеседник нехотя протянул:
– Наше дело маленькое. Вызвал Резаный, приказал… Мы и пошли.
– Босс ваш местный?
– Ну. Сказал, что утром на вертолете прилетите… вы.
– Кто именно?
– Он не говорил, а я не спрашивал, – огрызнулся пленник. – Нам без надобности знать, кто вы там – туристы или мусора… Сказано было, что прилетит несколько рыл. Пойдут в избушку. Когда там бахнет, нужно подчистить, если кто-то останется снаружи живой. И все дела. Наше дело маленькое. Раз велено обеспечить покой и тишину…
– Сколько тут еще народу?
– Двое. По ту сторону распадка. С «Калашниковыми».
– Надо же, как вы тут, в глуши, обожаете трещотки… – проворчал Мазур.
– Жизнь такая. Глухомань.
– Ага, простой и бесхитростный народ, дети гор… – понятливо кивнул Мазур. – Ну вот что… Если ты мне свистишь, из живого ремней нарежу, коли все пойдет не так… Повторяю вопрос: сколько тут еще вас, жнецов?
– Говорю, двое, на той стороне… Дело такое, что многолюдство как бы и ни к чему…
– Пожалуй, – вынужден был согласиться Мазур. – А что должно в избушке бахнуть?
– Понятия не имею. Не наше дело. Сказано было ясно и четко: как только в избе рванет, выскакивать и подчищать… если будет такая надобность. Вот тебе и вся правда, хоть режь меня… Соврешь тебе, шустрому… Себе дороже.
– И тут ты прав, – сказал Мазур. – Врать мне нельзя, боком выйдет.
– Эй, давай как-то договариваться, что ли…
– Пожалуй, – кивнул Мазур.
И, не изменившись в лице, недрогнувшей рукой сделал легкое, почти неуловимое движение. Всего-то переместил в пространстве лезвие ножа сантиметров на десять, что для его собеседника имело самые печальные последствия.
Ну, а что прикажете делать? Устраивать комедию с пленным, который, откровенно говоря, ни с какого боку им в этой ситуации не нужен? Женевскую конвенцию соблюдать с гуманным обхождением и трехразовым питанием?
Мазур, хозяйственно прихватив пулемет, отступил прежним маршрутом, не оглядываясь и не ощущая ни тени эмоций. Если сокрушаться по всем, кто пытался его убить, если смотреть на них как на живых людей с богатым внутренним миром и неповторимой душою – превратишься из нормального волкодава черт-те во что. Жизнь наша проще и грубее – либо ты, либо тебя, а вот третьего допускать никак нельзя. Опередил, и точка…
Группа дисциплинированно ждала его на прежнем месте. В ответ на немой вопрос в глазах Мазур сказал, не теряя времени даром:
– Впереди засада, вот ведь какая штука, дамы и господа. А потому – слушать внимательно, если что-то непонятно, переспрашивать тут же без ложной стыдливости…
…Прежней волчьей цепочкой они вышли к намеченному Мазуром месту – к той точке на склоне, откуда отлично просматривалась невеликая избушка. Стояла прежняя тишина, нарушаемая лишь беззаботным щебетом и цоканьем разнообразной таежной мелочи, летающей и бегающей по ветвям. Отсюда, разумеется, никак не удавалось рассмотреть остальных двух, притаившихся на противоположном склоне, – но Мазур и не собирался гоняться за ними по всему лесу, сами высунутся, голубчики, когда…
У него зародилась еще одна нехорошая догадка. Пуганая ворона куста боится, и все же… Давно подмечено: лучше переборщить в доведенной до абсурда бдительности, чем, боясь показаться смешным, пропустить плюху. Боязнь показаться смешным – как раз то чувство, которое на задании следует решительно исключить с самого начала. Чтобы не последовать в край Счастливой охоты за теми, кто этим нехитрым правилом пренебрег, вот взять хотя бы Васеньку Атланта, всем Васенька был хорош, волчара и профи, а вот поди ж ты, не проверил коровью лепешку, лежавшую в неправильном месте, то ли побрезговал, то ли побоялся смешки за спиной услышать. Меж тем мина, под лепешкой спрятанная, как раз на таких вот и была рассчитана – брезгливых, смешков боявшихся. И ладно бы одного Васеньку по африканским чахлым кустам разметало в виде неудобосказуемых ошметков – с ним вместе еще троих прихватило, Васеньке вверенных, на его профессионализм полагавшихся…
Одним словом, он не боялся показаться смешным. Когда Катя уже готова была включить рацию, перехватил ее руку, решительно снял широкую лямку с девичьего плеча и непререкаемым тоном распорядился:
– Поставь сюда.
И указал на поваленный ствол в зеленой коросте старого мха, косо перегородивший склон. Катя, к его удовольствию, повиновалась без малейших дискуссий.
– Всем залечь, – распорядился Мазур. – Товарищ научный консультант, это вас тоже касается! Ну, сеанс…
Поневоле вдыхая прелый запах полусгнившего ствола, он слушал, как Катя кратко докладывает все, что следовало: мол, прибыли, расположились в указанном месте, сиречь в избушке, в соответствии с инструкцией ждем дальнейших указаний…
– Принято, – обернулась она к Мазуру с серьезным и сосредоточенным лицом. – Рация на приеме…
Чуть приподнявшись, Мазур ловким движением сорвал у нее с головы черные наушники, схватив за плечо, повалил в мох, а сам рассчитанным движением сильным толчком отправил рацию за дерево, слышно было, как она кувыркается вниз по склону… Наплевать, если он ошибся, ничего с ящиком не сделается от этих кувырков, он и не на такие…
Близкий взрыв залепил уши тягучим воздухом, словно пробками. Щекой, лицом, всем телом залегший за поваленным стволом Мазур ощутил сотрясение замшелого дерева – это в него шлепнула взрывная волна, когда рвануло то, что поначалу считалось просто рацией, не более чем рацией… И практически одновременно – второй взрыв, несказанно более мощный, гораздо дальше, внизу, в распадке, на месте незатейливого охотничьего приюта…