Пиранья против воров-2 - Страница 35

– Двинулись.

С картой он не сверялся и хитрый приборчик «джи-пи-эс» не доставал – и без того прекрасно помнил как предписанный маршрут, так и заочно знакомую местность. И уж конечно, прекрасно помнил полученный приказ, не отличавшийся какой-то особенной сложностью. Через четыре с лишним километра будет распадок, а в распадке – старенькая охотничья избушка. Обосновавшись там, следует выйти на связь с центром и в случае подтверждения первоначального приказа так в избушке и оставаться, ожидая связного. Вот и все инструкции, не блещущие особенной сложностью.

Одно немаловажное дополнение: еще до того, как капитан второго ранга Чеботарь, неприметный служака тайной войны, эти нехитрые инструкции озвучил, Лаврик предупредил настрого: любые приказы, исходящие не от него, Мазур может со спокойной совестью проигнорировать, руководствуясь исключительно собственными думами и насущными потребностями…

Такая вот ситуация, нельзя сказать, чтобы особенно оригинальная. Кто-нибудь помоложе стал бы непременно задаваться вопросами: почему это нельзя направиться прямо к раскопу? Какого черта нужно торчать в избушке, теряя время на сеансы радиосвязи? Что такого ценного может сообщить связной, и на кой черт он вообще нужен?

Однако Мазур всю свою сознательную жизнь, фигурально выражаясь, прошагавший строем, давно привык не ломать голову над такими вот загадками бытия. Приказы принимаешь такими, какие они есть, и точка. Выполняешь их… или не выполняешь, имея другой приказ, отданный заранее. В любом случае вопросы типа «почему?» и «зачем?» тебя волновать не должны. Потому что – перпендикуляр…

…Плохо только, что действительность, как ей и полагается, сплошь и рядом заставляет отказываться от устоявшихся привычек.

Мазур, достав все-таки карту, стоял на склоне так, чтобы его не было видно снизу. Распадок, открывшийся взору, в точности походил на свое изображение: крутой спуск по гребню, этакому бутылочному горлышку, внизу, на ровном месте, не особенно и живописно протекает ручеек, стиснутое двумя косыми склонами пространство не столь уж и обширно, вдали виднеется та самая избушка, невеликое строеньице из потемневших от времени бревен, с двускатной крышей и застекленными оконцами…

Всего и делов – спуститься по склону, прошагав метров триста, войти в распадок, до избушки еще с полкилометра… Всего делов.

Вот только он не мог себя заставить сдвинуться с этого самого места. То, что он чувствовал, было слишком неуловимым, чтобы оформиться в слова, – тот самый инстинкт зверя, что, надобно вам знать, и кой-кому из людей свойствен. Из тех людей, что сделали ремеслом убийство себе подобных…

Поколебавшись, он все же помахал Лаврику, подзывая к себе. В конце-то концов, мало ли о чем командир может советоваться со штатским довеском именно в этот момент, подчиненных такие вещи не должны касаться вообще…

– Ну и? – тихонько спросил Лаврик. – Почему стоим?

– Потому что я не могу кинуть гаечку, – ответил Мазур.

– То есть?

– Классику помнишь? Зона, гаечки бросают перед собой… Так вот: не могу я кинуть гаечку, в точности как герой романа…

– А если без лирики?

– Если без лирики… – повторил Мазур. – Если без лирики, то давненько я не видывал столь великолепных ловушек. Идеальное место для толковой засады. Стрелки могут располагаться вон там и там… Когда группа втянется в распадок…

Он покосился на собеседника, плохо представляя, чего же ожидает. Но Лаврик, что характерно, выглядел не просто спокойным – довольным. А это уводило мысли в строго определенном…

– Ты что, – совсем уж тихо спросил Мазур, – тоже предполагаешь…

– Ни хрена я не предполагаю, – ответил Лаврик мгновенно. – Я просто доверяюсь твоему богатому и бесценному опыту… ну, и своему гораздо более скромному тоже. Не хочешь кидать гайку – не кидай. Усек?

– Да чего уж, – удовлетворенно вздохнул Мазур. – Пускать всех или как…

– А в одиночку ты уже и не можешь? – прищурился Лаврик. – Постарел? Сходи один, а мы с радисткой Кэт приглядим за ребятками на случай… неожиданностей.

Кивнув, Мазур размашистыми шагами направился назад, к своим орлам-орлицам, в настороженных позах стоявших там, где их застиг жест отца-командира. Коротко распорядился:

– Привал. Ждите вон там. Я скоро вернусь. Что бы ни происходило, не вмешиваться.

Как и следовало ожидать, никто не задал ему ни единого вопроса и не попросил уточнений. Хорошо все-таки иметь дело с военными людьми – они и не ожидают, что командир им что-то объяснит, а тот, кто сейчас сгорает от желания все же задавать вопросы и просить уточнений, сделать этого не в состоянии, поскольку не может выйти из роли…

Передвинув поудобнее свою бесшумную трещотку, Мазур уверенно направился в чащобу. Оказавшись среди деревьев, резко сменил направление и двинулся к заранее намеченной точке – бесшумный, как призрак, но гораздо более опасный. Не было никаких особенных эмоций и чувств, он делал то, что и прежде, а точные географические координаты (то бишь раскинувшаяся вокруг любимая Отчизна) были, как всякий раз, несущественной подробностью, не имевшей ровным счетом никакого влияния на ход событий.

Правда, было на сей раз еще кое-что… Он не хотел об этом думать, но вынужден был помнить.

Если засада все же обнаружится, это означает, что о их визите сюда враг знал заранее. Отсюда вытекает вовсе уж незатейливое умозаключение: кто-то из причастных к их отправке – еще одна ссученная тварь, а поскольку причастных можно пересчитать по пальцам одной руки, выбор невелик, господа, выбор невелик… И не стоит по этому поводу скорбно заламывать руки, не стоит сокрушаться мысленно о падении нравов. Как ни цинично звучит, дело житейское. Ихние немаловажные персоны работают на нас, а поскольку природа не терпит пустот, то процесс этот – обоюдоострый. Даже в старые, полузабытые советские времена среди подлых иноземных шпионов оказывались и полковники, и генералы, так что не стоит ни сокрушаться, ни ужасаться подобно благонамеренной старой деве, впервые в жизни раскрывшей порнографический журнал. Бывает, что уж тут. И еще не факт, в конце-то концов…